Неточные совпадения
— Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне
человечества, вне его законов. Помилуйте — логика
истории требует…
—
История жизни великих людей мира сего — вот подлинная
история, которую необходимо знать всем, кто не хочет обольщаться иллюзиями, мечтами о возможности счастья всего
человечества. Знаем ли мы среди величайших людей земли хоть одного, который был бы счастлив? Нет, не знаем… Я утверждаю: не знаем и не можем знать, потому что даже при наших очень скромных представлениях о счастье — оно не было испытано никем из великих.
В каждой веревке, в каждом крючке, гвозде, дощечке читаешь
историю, каким путем истязаний приобрело
человечество право плавать по морю при благоприятном ветре.
И когда совсем готовый, населенный и просвещенный край, некогда темный, неизвестный, предстанет перед изумленным
человечеством, требуя себе имени и прав, пусть тогда допрашивается
история о тех, кто воздвиг это здание, и так же не допытается, как не допыталась, кто поставил пирамиды в пустыне.
В
истории нового
человечества происходит двойственный процесс — процесс универсализации и процесс индивидуализации, объединения в большие тела и дифференциации на малые тела.
Мы признаем, что образование великой Римской империи имело огромное значение для объединения
человечества, для единства всемирной
истории.
И задача в том, чтобы конец Европы и перелом
истории были пережиты
человечеством в духовном углублении и с религиозным светом.
Бьет тот час мировой
истории, когда славянская раса во главе с Россией призывается к определяющей роли в жизни
человечества.
Национальность есть индивидуальное бытие, вне которого невозможно существование
человечества, она заложена в самих глубинах жизни, и национальность есть ценность, творимая в
истории, динамическое задание.
Христианское
человечество творит
историю.
Империалистическая воля пролила много крови в человеческой
истории, но за ней скрыта была идея мирового единства
человечества, преодолевающего всякую национальную обособленность, всякий провинциализм.
И очень наивна та философия
истории, которая верит, что можно предотвратить движение по этому пути мировой империалистической борьбы, которая хочет видеть в нем не трагическую судьбу всего
человечества, а лишь злую волю тех или иных классов, тех или иных правительств.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую
историю мира и
человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
Мне часто приходило в голову, что если бы люди церкви, когда христианское
человечество верило в ужас адских мук, грозили отлучением, лишением причастия, гибелью и вечными муками тем, которые одержимы волей к могуществу и господству, к богатству и эксплуатации ближних, то
история сложилась бы совершенно иначе.
Я переживаю не только трагический конфликт личности и
истории, я переживаю также
историю, как мою личную судьбу, я беру внутрь себя весь мир, все
человечество, всю культуру.
Соловьева центральной, вся его философия, в известном смысле, есть философия
истории, учение о путях
человечества к богочеловечеству, к всеединству, к Царству Божьему.
То же должно произойти в
человечестве, в человеческом обществе, в
истории.
В сознании своем социалисты утверждают, что прогресс будет бесконечным; но в стихии своей утверждают конец, социалистический конец
истории, исход, спасение
человечества от всех бед и зол, обоготворение
человечества.
Смысл дохристианской
истории в том и заключался, чтобы привести землю и
человечество к Христу, подготовить мировую почву для принятия
человечеством Христа.
Жажда личного спасения стала основным мотивом
истории, и временное непонимание смысла
истории, смысла земного существования
человечества во времени стало как бы исполнением этого смысла.
Свобода должна быть возвращена
человечеству и миру актом божественной благодати, вмешательством самого Бога в судьбы мировой
истории.
В исторической судьбе
человечества неизменно сопутствует ему Промысел Божий; в
истории есть сфера перекрещивающегося соединения
человечества с Божеством, есть мистическая церковь, в которой восстанавливается
человечество в своей свободе и достоинстве, которая предупреждает окончательную гибель человека, поддерживает его в минуты ужаса и переходящего все границы страдания.
Идея переселения души, отделения души от плоти этого мира и перехода из этого мира в совершенно иной, противоположна вере в воскресение плоти и космическое спасение
человечества и мира путем Церкви и
истории.
Не только в
истории евреев, но и в
истории всех античных культур созревало
человечество для принятия Христа.
Этот трагизм христианской
истории в том коренился, что христианская религия все еще не была полным откровением, что не наступили еще времена для раскрытия положительной религиозной антропологии, монистической правды о земной судьбе
человечества.
Но не знает
история такого обострения в сознании вершин
человечества основных проблем жизни, такого выявления основных противоречий жизни.
Процесс
истории не есть прогрессирующее возвращение
человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс
истории двойствен; он есть подготовление к концу, в котором должно быть восстановлено творение в своей идее, в своем смысле, освобождено и очищено
человечество и мир для последнего выбора между добром и злом.
Только в свете религиозного сознания видна двойственность исторических судеб
человечества, видно грядущее в мире разделение на конечное добро и конечное зло, виден трагический и трансцендентный конец
истории, а не благополучный и имманентный.
История не имела бы религиозного, церковного смысла, если б она не закончилась полнотой откровения, откровения тайны творения Божьего, если б исторический процесс не перешел в процесс сверхисторический, в котором окончательно будет снята противоположность между земным и небесным,
человечеством и Божеством.
Социализм и анархизм — предельные этапы новой
истории, последние соблазны
человечества, и страшны они своим внешним сходством с формами новой теократии, призванной окончательно разрешить проблемы хлеба и власти, всех насытить и освободить.
Множественность и повторяемость несовместимы с Христом, и принявший Христа должен принять абсолютное значение земли,
человечества и
истории.
Человечество, по выражению Вл. Соловьева, есть становящееся абсолютное, и в этом религиозный смысл
истории и религиозная задача человеческой культуры.
Процесс
истории привел
человечество XIX века к идее прогресса, которая стала основной, вдохновляющей, стала как бы новой религией, новым богом.
Причудливая диалектика
истории передала идею прогресса в руки нового
человечества, настроенного гуманистически и рационалистически, отпавшего от христианской религии, принявшего веру атеистическую.
Троицы, будет изъявлением прав Бога и прав человека, что в
истории было до сих пор разделено, будет раскрытием богочеловечности человека и
человечества, новой близости человеческого к божескому.
Как можно отстоять религиозный смысл
истории, если произошел такой крах с самой религиозной эпохой, что пропала у
человечества охота религиозно организовать жизнь и религиозно направить
историю?
Человечество своей сложной и многообразной
историей приготовлялось к восприятию откровения Логоса.
В христианской
истории, в «историческом христианстве» времена этого откровения еще не наступили, и
человечество соблазнялось, жило в своей коллективной
истории по-язычески.
Мирское общество и языческое государство могут покоряться церкви и служить ей, могут в путях
истории защищать веру и воспитывать
человечество, но из недр церкви принуждение идти не может и никогда не шло.
Человечество, как бы предоставленное самому себе в делах этого мира, в историческом творчестве культуры и общественности, беспомощно строило свою антропологию, свое человеческое учение об обществе и о пути
истории.
Религиозно-космический процесс воздействия Божества на
человечество еще не закончился, и вся драма человека новой
истории, весь новый опыт подготовляют материны для нового откровения.
Пантеистическое чувство бытия, лежавшее в основании язычества, было не дифференцировано; в этом первоначальном пантеизме не выделялся еще ни человек, ни
человечество, ни смысл человеческой
истории; все тонуло в стихии первозданного хаоса, начинавшего лишь оформливаться.
И ложная антропология западного католичества, и полное отсутствие антропологии в восточном православии одинаково свидетельствуют о неполном и одностороннем характере христианства в
истории, о неизбежности раскрытия полной религиозной антропологии, религиозного учения о человеке и
человечестве, не языческого и не ветхозаветного.
Духа в
истории мира не было бы соборного действия Промысла, не было бы отблеска Божества на всем, что творится в
истории, во вселенской культуре, в общественности, не было бы космического единства
человечества.
Естественные религии организовали жизнь рода, спасали
человечество от окончательного распадения и гибели, создавали колыбель
истории, той
истории, которая вся покоится на натуральном роде, на естественном продолжении
человечества во времени, но имеет своей конечной задачей преобразить человеческий род в богочеловечество, победив естественную стихию.
Богочеловек явился в мир; мистический акт искупления совершился, но богочеловеческий путь
истории еще не был найден, все еще оставалось обширное поле для подмены божеского человеческим, для соблазнов князя этого мира, который всегда охотно подсказывает, как лучше устроить мир, когда Дух Святой не вдохновляет еще
человечества.
Мировая
история философии громко свидетельствует, что связь с бытием и абсолютным не порвана окончательно, что нить вечной связи тянется через всю
историю философского самосознания
человечества.
Но, чтобы вступить окончательно на путь богочеловеческий,
человечество, по-видимому, должно пройти до конца соблазн отвлеченного гуманизма, попробовать на вершине исторического процесса, в поздний час
истории устроиться самостоятельно на земле, стать на ноги, отвергнув все источники своего бытия.
Ни единого светского на шестьдесят нумеров духовенства, и это страшная мысль, историческая мысль, статистическая мысль, наконец, и из таких-то фактов и воссоздается
история у умеющего; ибо до цифирной точности возводится, что духовенство по крайней мере в шестьдесят раз жило счастливее и привольнее, чем все остальное тогдашнее
человечество.
Правда, что Наполеон III оставил по себе целое чужеядное племя Баттенбергов, в виде Наполеонидов, Орлеанов и проч. Все они бодрствуют и ищут глазами, всегда готовые броситься на добычу. Но
история сумеет разобраться в этом наносном хламе и отыщет, где находится действительный центр тяжести жизни. Если же она и упомянет о хламе, то для того только, чтобы сказать: было время такой громадной душевной боли, когда всякий авантюрист овладевал
человечеством без труда!